Воспоминания ветерана 372-й дивизии
Антипиной Татьяны Степановны
Прошло около 57 лет, а память сохранила это событие до малых подробностей...
Волховский фронт, 1942 год
В связи с определенными обстоятельствами, мне пришлось временно работать в эвакогоспитале (номера госпиталя не помню), который располагался в Селищенском поселке, на берегу реки Волхов (Новгородской области).
Даю краткую характеристику поселка. Поселок был построен еще во время царствования Екатерины II-ой. Были дома и большой манеж. Все сделано из красного кирпича. Стены домов и манеж толщиной в 1 метр. Во время войны был разрушен фашистами. Остались только подвалы и частично дома.
Операционная госпиталя находилась в полуподвале, а перевязочная – на втором этаже, в одном и том же доме. Дом этот стоял около манежа. В перевязочной было одно большое окно, около которого стоял большой стол со стерильным материалом, у него работала медсестра Дуся Шумейко. Два металлических стола, на которых обрабатывали раненых. Я перевязывала раненых после их обработки.
При входе в перевязочную (перевязочная являлась продолжением коридора), слева, в углу, стоял столик, где санитар кипятил инструмент, справа стояла кровать для дежурной сестры, и работал с нами врач-хирург. Ему было лет 50.
Через реку Волхов до войны был мост, но мост был разрушен фашистами, и вместо моста была переправа из брёвен. Переправа систематически обстреливалась фашистами из дальнобойных орудий. От переправы шла шоссейная дорога на запад.
В тот день, 26 или 27 июня (точно число не помню) 1942 года, войска 2-й ударной армии, в которой была и наша 372-я стрелковая дивизия (впоследствии Краснознаменная Новгородская), шли из окружения. 2-ой ударной тогда командовал генерал Власов, который оставил войска и сбежал к немцам. Из окружения по шоссе шло много наших солдат и офицеров. Они шли и шли через переправу в эвакогоспиталь.
На территории поселка, около госпиталя, скопилось большое количество раненых. Многим уже была оказана медицинская помощь, и они ждали эвакуации в тыл, а многие еще ждали этой помощи. Работники эвакогоспиталя работали до тех пор. Пока могли стоять на ногах.
27-го июня. Солнце в зените. Прекрасная солнечная погода. Время примерно 14-15 часов по местному времени. С самолетов была прекрасно видна цель бомбежки фашистами (фашисты-то летели с запада на восток). Летели бомбардировщики и другие виды самолетов.
По шоссе в эвакогоспиталь шло много раненых. Все они голодные, измученные, грязные, обросшие. Но они шли с верой и надеждой на медицинскую помощь, отдых и жизнь. Это им придавало силы, чтобы дойти до эвакогоспиталя. Но дойти многим не было суждено. Началось такое страшное, что трудно себе представить.
Фашистские самолеты, как стервятники, набросились на беззащитных людей, и начали безжалостно расстреливать из пулеметов. Много наших защитников полегло на шоссе, но даже те, кто успел перейти переправу и попал в эвакогоспиталь, не все остались живы.
Бомбардировщики начали бомбить переправу. После разрушения переправы фашисты начали бомбить непосредственно госпиталь и расстреливать из пулеметов раненых, находившихся на территории госпиталя.
Одна бомба разорвалась под окном офицерской палаты, где погибли все шесть офицеров. Стоял кромешный ад – рвались бомбы, ревели самолеты, трещали пулеметы, стреляли наши зенитки по фашистам. Стены перевязочной сотрясались, но мы продолжали работать, перевязывать раненых. Было очень много самолетов. Мне казалось, что и солнце уже не светит, кругом гарь, пыль.
Потом бомбы стали рваться ближе к нам. В одно мгновение произошло вот что: врач обработал раненых, которые лежали на столах в перевязочной, и отошел к кровати. Я этих раненых начала перевязывать. В это время бомба разорвалась в потолке коридора. В перевязочной сначала была ослепительная вспышка, а потом тьма. В результате этого взрыва стена, отделяющая перевязочную от коридора, обрушилась, и обрушилась часть потолка перевязочной.
Врача засыпало грудой кирпичей. Потом его откопали и в тяжелом состоянии отправили в тыл. Санитара завалило насмерть. Нас с Дусей отбросило воздушной волной со средины перевязочной к стене, мы оказались рядом. Нас контузило, а меня еще и ранило в голову, но ранение было легкое, т.к. череп оказался невредим.
Мы с Дусей соскочили и стали обшаривать столы, на которых лежали раненые, но их на столах не оказалось. Было плохо видно из-за пыли. Дуся осталась в перевязочной, а я сбросили с себя белый халат и косынку (ради маскировки), вскарабкалась через завалы кирпичей и спустилась в операционную, чтобы мне оказали первую помощь, т.к. текла кровь из раны. Тут уже были наготове врачи и сестры с пакетами первой помощи, и оказывали помощь раненым сотрудникам.
Операционная уже не работала. От сотрясения стен и выбитой двери в операционной весь стол со стерильным материалом был завален штукатуркой и пылью. Прекрасно запомнился в этот момент главный хирург госпиталя. Во время бомбежки он работал у операционного стола, и теперь стоял у заваленного стола, бледный и растерянный.
Меня отправил в общежитие, где мы жили. Состояние было безразличия, голова болела, шла, как в тумане, а самолеты все летали, бомбили, строчили из пулеметов. Смотрю: люди бегают, спасаются, кто как мог, а меня как будто это не касается. Прошла около стен манежа, через манеж, и пошла по дороге в общежитие.
Перед собой увидела потрясающую картину: на животе, вниз лицом, лежал паренёк, с оторванными обеими ногами, даже жгут не на что было наложить, кровь бурлила из ран. Это был мальчик лет 17-ти, его на фронт не отправляли, он жил в эвакогоспитале и был связным.
Пришла в общежитие, там было двое девушек-медсестер, они отдыхали после работы. Они прижались друг к другу и плакали. Когда увидели меня с забинтованной головой, и говорят: «а мы думали, вас всех убило».
Я отлежала в стационаре дней 7-10, и снова включилась в работу.
Воспоминания из фронтовой жизни ст. операционной сестры 463-го медсанбата 372-ой стрелковой Краснознаменной Новгородской дивизии Антипиной Татьяны Степановны. 26 апреля 1999 года.
